Аскольдова могила - Страница 100

К оглавлению

100

– Волков?

– Ну да, волков; вот этих, что на двух ногах ходят да шапки носят.

– А, понимаю!

– Пуще всего ему наказано изловить одного соловья, который свищет так, что сыр бор преклоняется и лист с деревьев осыпается.

– Эх, полно, Простен, говори толком!

– Так слушай же. Ты, чай, помнишь верховного жреца Перуна?

– Богомила? Как не помнить.

– Ну вот, как по милости божией и государя великого князя мы все очнулись да принялись жечь и бросать в воду этих деревянных болванов, которых, в слепоте нашей, величали прежде богами, – верховный жрец Перуна, Богомил, видя беду неминучую, дал тягу. Сначала убежал он к северянам; стал мутить народ и уговаривать, чтоб никто не принимал веры греческой. Оттуда его скоро выжили. Он бросился в муромские леса, засел там в какой-то трущобе да и начал опять соблазнять народ. Ведь он такой краснобай, что хоть кого с пути собьет; его и Соловьем-то за то прозвали. Говорят, он выстроил себе избушку на семи дубах и пропустил слух, что его никто взять не может затем, что он одним свистом людей убивает. А вот посмотрим, как-то он отсвищется от нашего молодца Ильи!

– Так вот зачем мы едем? – сказал второй воин. – Ну, а этот чужеземный певун-то, – продолжал он, указывая на молодого человека, который сидел на носу лодки, – ради чего едет с нами?

– Это варяжский баян Фенкал. Его государь великий князь отпустил на родину. Мы доставим его до Мурома, оттуда довезут до Великого Новгорода, а там уж рукой подать – и сам дойдет до дому.

– А как ты думаешь, Простен, скоро ли мы вернемся опять в Киев?

– Навряд скоро. Маленько нас послано, любезный! Ведь у этого Соловья-Разбойника, говорят, шайка пребольшущая: так не вдруг с нею справишься.

– Что ты, Простен! А Илья-то на что? Да на него одного пятисот разбойников мало. Поглядел бы ты, как он в последней битве с печенегами поработал на ратном поле. А уж была работка! Особливо один какой-то долговязый печенег – полно, не выше ли его ростом, уж так нам надоел, что и сказать нельзя. Нет-нет да как учнет хватать бердышем, так наших варом и поварит. Где ни махнет – лица улицею! Рядышком с ним бился слуга, что ль, его иль товарищ, не знаю, – детина приземистый, небольшой, голова только с пивной котел; ну вот ни дать ни взять, как этот гусляр и сказочник – помнишь, что был слугою у жреца Богомила?

– А! Торопка Голован?

– Ну да! Точь-в-точь такой же; только, видно, подюжее. Уж нечего сказать – мал, да удал! Кабы не Илья много бы беды они наделали, да спасибо ему: лишь завидел что нашим худо, гаркнул, свистнул, налетел соколом, да в полмига обоих угомонил. Подлинно чудо-богатырь!

– Ну, вот и Аскольдова могила, – продолжал старый воин, когда лодка поравнялась с песчаным утесом, на котором посреди заросших травою развалин возвышалась небольшая деревянная церковь.

– Кажись, едем тихо, а ведь спорее, чем на гребле, не правда ли, Простен?

– Да! – отвечал молодой воин, смотря с приметною грустью на утес. – Вот уж много лет прошло, – промолвил он, – как на этом самом месте сгиб наш товарищ Всеслав. Ведь ты, кажется, знавал его, Лют?

– Как не знать! Помнится, это было в тот самый день, как пропал без вести стремянный великокняжеский Стемид?

– Да, в тот самый.

– И до сих пор не знают: куда он девался?

– И слуху нет. Говорили только, что какой-то рыбак видел его в тот день также близ Аскольдовой могилы.

– Что за бедовое место такое?

– Да, видно, брат, так. Недаром все киевские жители под вечер за версту его обходят. В то время прошел слух, что на другую ночь после смерти Всеслава на самой Аскольдовой могиле теплился огонек, слышен был страшный стон, и как пришли утром посмотреть, так увидели, что земля на кургане вся изрыта, а шагах в десяти от него трава так и полита кровью.

– Что ж бы это такое было?

– Бог весть! – сказал Простен с глубоким вздохом, и оба воина перестали говорить.


Конец

Комментарии

Впервые отдельным изданием роман опубликован в 1833 г. в Москве.

Печ. по изд.: Загоскин М. Н. Полн. собр. соч. Сиб., 1889. Т. 4.

Этот роман М. Н. Загоскина является отражением общего интереса к истории Киевской Руси, который проявляли русские поэты и прозаики на протяжении почти всей первой половины XIX столетия. Достаточно вспомнить «Оскольда» М. Н. Муравьева, «Славенские вечера» В. Т. Нарежного, «Предславу и Добрыню» К. Н. Батюшкова, повести С. Н. Глинки.

Во вступительной статье уже обращалось внимание на цензурные трудности, с которыми встретился автор «Аскольдовой могилы». Любопытные сведения по этому вопросу приводит известный цензор, профессор русской словесности Петербургского университета А. В. Никитенко: «Московские цензоры нашли в ней что-то о Владимире Равноапостольном и решили, что этот роман подлежит рассмотру духовной цензуры. Отправили. Она вконец растерзала бедную книгу. Загоскин обратился к Бенкендорфу, и ему как-то удалось исходатайствовать позволение на напечатание её, с исключением некоторых мест. Но я на днях был у министра и видел бумагу к нему от обер-прокурора Святейшего Синода с жалобою на богомерзкий роман Загоскина» (Русская старина, 1889. № 8. С. 277).

Ю. А. Беляев

notes

1

Москвитянин. 1852. № 14. С. 89.

2

Аксаков С. Т. Собр. соч.: В 3 т. М., 1986. Т. 3. С. 400.

3

Исторический вестник. 1888. № 4. С. 332—333.

4

Пушкин А. С. Собр. соч.: В 10 т. М., 1982. Т. 6. С. 51-52.

5

Русский архив. 1878. Т. 2. С. 49.

6

Впервые напечатанная в 1853 г. в журнале «Москвитянин», эта биография, по словам И. С. Тургенева, «может называться образцовой».

100