Аскольдова могила - Страница 52

– Так что ж? Разве только тот и варяг, кто не скидает шелома да мерзнет по зимам у дверей великокняжеских? Эх, братцы, дали мы волю этим русинам! Глядите-ка, сколько их высыпало на площадь, а все ведь затем, чтоб над нами смеяться: чай, все уж знают, что сегодня приносят в жертву варяга. Вот уж, ничего не видя, смотрите, как этот долговязый, глядя на нас, ухмыляется. Чему ты зубы-то скалишь? – продолжал Икмор, обращаясь к незнакомому, который, завернувшись в свою верхнюю одежду, стоял позади варяжских воинов и улыбался, слушая их разговор. – Экий леший проклятый! Над кем ты смеешься?

– Да не погневайтесь, господа честные, – над вами, – отвечал спокойно незнакомый.

– Как над нами?.. Ах ты неотесанный болван! – вскричал Икмор. – Да к роже ли тебе смеяться над варяжскими витязями?

– А как же не смеяться-то!.. – сказал хладнокровно незнакомый. – О чем вы сошлись горевать?.. Эх, молодцы, молодцы – «снявши голову, о волосах не плачут». Вольно ж вам было сглуповать да отпустить в Византию ваших товарищей. Много ли вас теперь осталось? Ребятушки киевские шапками закидают. Нет, господа, Владимир-то себе на уме: смекнул, что с вами ладу не будет, если он не рассует вас по разным местам. То-то и есть! Говорят: «Русский человек задним умом крепок», а поглядишь – так и варяги-то не дальше нашего видят.

– А что, братцы, – сказал Якун, – ведь этот пострел дело говорит: кабы мы сами не сплоховали… Да кто ты таков, – продолжал он, обращаясь к незнакомому, – и откуда родом?

– Не бойтесь – я не здешний, со мной говорите смело: в донос не пойду.

– Да ты, никак, ратный человек? – спросил один из воинов.

– Вот то-то и есть! Кому другому, а мне как не пожалеть о вас? Храбрые варяжские витязи, сподвижники Святослава, живут в таком загоне!.. И то ли ещё будет, погодите! Теперь вы все как будто бы по охоте служите, а придет время – станете служить из-под палки.

– Из-под палки! – вскричал с негодованием Икмор.

– Да, не погневайтесь! И теперь у вас старшими-то все русины, а вот ещё годок-другой, так и десятника ни одного из варягов не будет.

– Клянусь Геллою, – прервал Икмор, – я лучше соглашусь умереть!..

– И, полно, молодец, – привыкнешь! Да что вы толкуете, товарищи? Чтоб с вами Владимир ни делал, а случись с ним какая невзгода, так вы первые за него грудью станете.

– И не хочешь, а станешь! – сказал Якун. – Делать-то нечего: если уж мы ему служим…

– А зачем же вы ему служите, коли он вам нелюб?

– Зачем? Да куда же нам деваться? Чтоб не вернуться с пустыми руками домой, так надобно же какому-нибудь государю служить.

– Так что ж? Разве Владимир один роду княжеского на белой Руси? Иль не промыслите себе князя по сердцу? Эх, братцы, братцы, была бы только у вас охота, а за князем дело не станет.

Испуганные этим неожиданным предложением, варяги, поглядев робко вокруг себя, устремили удивленные взоры на незнакомого, который, облокотясь на свой лук, смотрел на них спокойно и как будто бы не замечал их удивления.

– Смотри-ка, Дулебушка, – сказал один седой старик молодому детине, с которым он уже несколько времени стоял в двух шагах от толпы воинов, – никак, это тот самый разбойник, что третьего дня, помнишь, у пристани подъезжал к нам в челноке? И речи те же самые! Тогда он хотел помутить нас, а теперь смущает ратных людей против великого князя. Уж в самом деле, не ятвяги ли его подослали? Да что ж он это, проклятый, средь бела дня, на площади?.. Иль на него управы нет?.. Эй, молодцы! – продолжал старик, подойдя к большой толпе граждан, посреди которой блистали стальные шеломы киевских воинов. – Потерпите ли вы, чтоб кто ни есть смущал народ и говорил непригожие речи о нашем государе? Вон видите этого высокого мужчину? Он поносит великого князя Владимира.

– Кто?.. Где?.. – раздались голоса из толпы.

– Ну вот, что стоит с варягами.

Несколько русских воинов и множество граждан кинулись толпою к варягам. Услышав шумные крики, незнакомый обернулся и устремил свой мрачный, но спокойный взор на приближающуюся толпу.

– Вот он! – вскричал старик, указывая на него пальцем. – Хватайте его, ребята!

Незнакомый нахмурил брови и взялся за рукоятку своего ножа.

– Убирайся, покуда цел! – шепнул Якун, выходя вперед и заслоняя его собою.

Незнакомый опустил руку и, подобрав свое верхнее платье, пошёл скорыми шагами вниз по улице, ведущей к Подолу.

– Держите его, держите!.. Это разбойник!.. Печенег! – загремели сотни голосов. Вся площадь взволновалась, тысячи любопытных и зевак бросились к тому месту, где раздавались крики бегущих за незнакомым; в одну минуту они были смяты, разлучены друг от друга, смешались с общею толпою и потеряли из виду того, за кем гнались.

– Да что такое?.. Куда бегут?.. Кого ловят? – шумел народ, давя друг друга.

– Держите его, держите! – кричал, запыхавшись, толстый купец.

– Кого держать? – спросил плечистый посадский, стараясь опередить его на бегу.

– Не знаю! – отвечал первый, падая и продолжая кричать. – Держите его, держите!

И вся толпа повторяла с ужасным криком:

– Держите, ловите!.. Он пленный печенег!.. Разбойник!.. Вор!.. Он ограбил храм!.. Зарезал боярина!.. Держите его, держите!

Пользуясь этим общим смятением, незнакомый пробирался спокойно к реке. Он шел по самому краю оврага, или, лучше сказать, глубокой рытвины; промытая весеннею водою, она с половины горы тянулась до самого Днепра и местами была не шире двух сажен, но почти везде вдвое глубже. В ту самую минуту, как незнакомый начинал уже надеяться, что он вне всякой опасности, человек пять киевлян показались вверху улицы; увидев его, они закричали: